Ваша корзина пуста

Сцена третья.

Приглашение

«Хогвардтс, Хогвадтс,
Наш любимый Хогвардтс,
Научи нас хоть чему-нибудь.
Молодых и старых,
Лысых и косматых,
Возраст ведь не важен,
А важна лишь суть…»

Нюшель начала верещать, как обычно, ровно в пять утра. Выбирая для Гарри музыкальный барометр, Джинни остановилась на маленькой розовой свинке с фиолетовыми крылышками, любившей детские песенки.

— Нюшель, я уже встаю, — пробормотал Гарри и повернулся на другой бок. — Сейчас, сейчас… еще пять минут, и я точно встану.

— В наших головах сейчас гуляет ветер…

— В них пусто и уныло, и кучи дохлых мух, — продолжил музыкальный барометр с функцией будильника, гордо носящих марку «Уизли энд Уизли».

Гарри перевернулся на живот, поплотнее уткнулся носом в подушку и подумал:

— Ну вот, еще минуту.

Он уже почти поддался соблазну выключить Нюшель и поспать еще часа три-четыре, но в последний момент, собрав в кулак остатки воли, резким движением откинул одеяло и вскочил с кровати.

Минут через пять, когда Гарри уже застегивал молнию на спортивной куртке, Нюшель все еще кружила вокруг, напевая одну из многочисленных песен распределительной Шляпы.

Неожиданно в окне напротив зажегся свет, и злой на весь мир, сосед, профессор Нимнул, высунулся на улицу:

— Каждое утро одно и тоже! Парень, ты меня достал, — профессор трясся от злости, его большие очки в роговой оправе еле держались на кончике курносого носа. Залысина блестела от испарины, а помятые рыжеватые, когда-то кудрявые волосы свидетельствовали о том, что сон застиг его недавно, за письменным столом.

— Да выключи ты, наконец, свой чертов будильник, пока я не пристрелил вас обоих.

Крики профессора сегодня, как и обычно, разбудили всех, кто еще спал на Бюричной аллеи.

Гарри закрыл окно и вышел в коридор. Проходя мимо тихих спален Друслеев, он зло прищурился в темноту: «Спят, сволочи!»

— Нюшель, ты не могла бы петь чуточку тише?

Дойдя до конца лестницы, Гарри споткнулся о последнюю ступеньку и с грохотом влетел в гостиную. Преодолев пару кресел и журнальный столик, он выбрался на лужайку перед домом и начал делать зарядку.

Еще светили звезды. Гарри зябко попрыгал на одной ноге. Затем начал делать круговые вращения руками, резко выдыхая и сопя. Побоксировал с воображаемым противником, и отправив его в нокаут, гордо повернулся к Нюшель:

— Спой мне что-нибудь бодренькое!

Спустился с крыльца, оперся руками о землю, а носками кроссовок — о третью ступеньку, начал отжиматься.

— Тореодор, смелее в бой!
Смелее в бой, тореодор!
Ля-я, ля-ля-ля-ля-ля-ля!
Раз-два-три, раз-два-три…

По носу Гарри покатились первые капли пота, майка начала липнуть к спине. Еще через пару жимов очки прыжками стали продвигаться к земле. Когда они почти достигли цели, он вернулся в вертикальное положение, перевел дух и начал бегать трусцой вокруг кустов бегонии. Нюшель не отставала, тяжело пыхтя и еле успевая махать маленькими фиолетовыми крылышками:

— Ать-два, ать-два! Держи темп! Хо-ро-шо!!! Ать-два!

Увлекшись тренировкой, Гарри не обратил внимание, что к дому подъехал мальчик, развозивший почту, и заметил его только тогда, когда велосипед, нагруженный газетами, врезался в калитку.

Впечавшись в невысокий забор, мальчик застыл, раскрыв рот. Гарри перехватил удивленный взгляд, направленный на Нюшель, которая, запыхавшись, присела на бегонию.

— Нюшель, пошли в дом! — пробурчал Гарри, выбрал из рассыпавшейся кучи свою газету и закрыл за собой входную дверь.

— Та-а-а-к! — сказал Гарри, оказавшись в своей комнате, присел на кровать и начал стягивать кроссовки.

— Вот сейчас переоденусь, и пойду побоксирую, — сказал он Нюшель.

Первый кроссовок поддался легко, второй пошел труднее. Гарри немного посидел, переводя дух. Его рассеянный взгляд остановился на белой, примятой подушке:

— Нюшель, уже светает, ты не могла бы выключить свет?

На секунду прикрыв глаза, Гарри услышал, как Нюшель грустно вздохнула, и почувствовал, как на него опустилось теплое одеяло.

Казалось, прошло всего несколько минут, когда что-то мокрое начало толкаться ему в щеку, повизгивая.

— Ну, щекотно же…

Гарри зевнул и открыл глаза. Солнце за окном было уже высоко. Нюшель спала на полке рядом с давно сломанным будильником.

Гарри разбудил Форджедред-2. Поскуливая, он стаскивал одеяло. Близнецы Уизли давно задумали серию веселых товаров для спорта и досуга. Когда Гарри написал Рону, что собирается заняться спортом, их осенило.

И через неделю Стрелка принесла Гарри коробку с экспериментальной моделью Форджедред-1. Это были боксерские перчатки, которые должны были поддерживать в хозяине стремление заниматься спортом. К сожалению, первая модель не признала своего хозяина, потому что зациклилась сама на себе. Левая и правая перчатки, Дред и Фордж, соответственно, так увлеченно колошматили друг друга, что когда Гарри с большим трудом натянул их на себя, они даже не обратили на это внимание и продолжали биться друг в друга. Гарри потребовалось несколько часов, чтобы снять их. После чего он запихнул их в коробку и послал обратно.

Еще через неделю перед Гарри предстал Форджедред-2. На этот раз, между собой перчатки были надежно перевязаны шнурками. Модель не страдала раздвоением личности, а наоборот, была цельной натурой. Первым делом она суетливо обнюхала всю комнату Гарри и облюбовала себе местечко под кроватью. Помимо бокса Форджедред любил бегать по дому, грызть ножки стульев и охотиться на тапочки Друслеев, которые навсегда пропадали под Гариной кроватью.

Увидев, что Гарри встает, Форджедред радостно взвизгнул и с восторгом принес кроссовки.

— Подожди, малыш. Мне нужно кое-что сделать, — Гарри потянулся к настенному календарю. Каждый из квадратиков дней, оставшихся до первого сентября, были расчерчены на четыре части. Гарри тяжело вздохнул:

— До возвращения в Хогвардст осталось тридцать восемь дней, восемнадцать часов…

— Тридцать две минуты и шесть секунд — сладко зевая, добавила Нюшель.

Гарри закрасил сразу две части текущего дня, рассеяно провел взглядом по комнате и вдруг заметил два белых конверта, лежащих рядом с клеткой Букли.

Это были письма от его лучших друзей — Рона и Гермионы.

Первым он вскрыл конверт, подписанный размашистыми закорючками. С совсем не типичным для него восторгом Рон писал о посещении какого-то маглловского ресторана:

«'Гольфстринг? — такое смешное название, я долго учился выговаривать, интересно оно что-нибудь значит? Ужас! Эти маглловские официанты таскают свои огроменные подносы. Руками! И не разу не перевернули!

Еще я ел странную маглловскую еду — «жареный банан». И в каком только бреду этим магллам пришла идея пожарить банан? Но ни чего, даже вкусно. А в аквариумах у них вместо нормальной жабьей икры какие-то смешные желтые рыбки. Вот умора! Гарри, это так поразительно, но магллы придумали такие смешные огни — бегающие по веревочкам туда суда! Мне бы хотелось знать, как магллы смогли заставить их так быстро бегать без помощи магии. Я рассказал про них папе, напиши, если знаешь, как это получается. А вообще…»

А вообще у Рона все было в порядке, как обычно. В конце письма он уже в третьей раз намекнул, что его сестра Джинни ждет от кого-то письмо.

Гермиона же свое письмо начинала как обычно — писала, что много занимается, просила Гари не забрасывать учебу. Советовала ему, какие книги лучше почитать, но потом в строках промелькнуло что-то странное:

«Знаешь, Гарри, а ведь мы зря забыли о том, что мир, в котором мы с тобой выросли, тоже полон прекрасных вещей. Вот, например, я вчера была в одном замечательном ресторане, в самом центре Лондона. Он называется „Гольфстрим“, и там очень мило. Большие аквариумы с золотыми рыбками подсвечиваются маленькими разноцветными гирляндами. Я, признаться, за время учебы совсем отвыкла, от родной кухни. Мы ели „жареный банан“ — очень вкусно!

Гари, я хочу дать тебе совет. Тебе нужно немного отвлечься. Почему бы тебе не пригласить Джинни в это замечательное место? Я уверена — это будет разумно с точки зрения безопасности. И вам с ней стоит почаще видеться. Мне кажется, тебе стоит ей написать, её очень волнует твое состояние…»

А дальше — как обычно, Гермиона никогда не меняла пластинку.

— Странно! Получается, Рон и Гермиона вчера были в одном и том же ресторане. Интересно, почему они там не встретились?

От размышлений Гарри оторвал Форджедред, который жалобно заскулил и потянул за штанину к двери.

— Иду-иду.

Этим летом кузен Гарри Дадли почему-то совсем забросил тренировки. И его большая тяжелая груша теперь сотрясалась только от ударов гарриных перчаток. Спортивную злость Гарри поддерживали большие глаза, нарисованные красным маркером. Он тренировался каждый день, без передышки с утра и до самого обеда.

Всласть надавав тумаков воображаемому Воландеморту, Гарри поплелся в душ. Вдруг Нюшель, которая целыми днями летала следом, силой толкнула его на пол и, прикрыв собой его спину, пронзительно завершала.

— Внимание-внимание! Уровень опасности изменился!

Гарри замотал головой, пытаясь увидеть, из-за чего поднялся шум:

— Что, где ?! — воскликнул он, поднимаясь: — Дементоры? Упивающиеся?!

— В трех кварталах отсюда у мисисс Нимнул украли сумочку.

— Нюша, слезь с меня, — зло сказал Гарри и заперся в душе. Этой назойливой свинки порой жизнь спасало только то, что она была подарком Джинни Уизли.

Вылезая из-под холодного душа, получив свою порцию закаливания на сегодня, Гарри поднялся к себе в комнату, подошел к календарю, тщательно заштриховал третью четвертинку сегодняшнего дня, и подумал: «До возвращения в Хогвардст осталось тридцать восемь дней, шестнадцать часов… «.

Каждый день, после тренировки, Гарри отправлялся во всемирную паутину. Мировой разум он вопрошал только об одном. И каждый день старенький Дадлин компьютер, растянув на весь экран окошко „Yahoo!“, отвечал: „По вашему запросу ничего не найдено. Возможно, вы ошиблись и имели в виду „Фрикадельки“, „фри хрустящий“ и „франчайзинг“?“. И так каждый день. Но Гарри не терял надежды и снова, и снова, двумя пальцами, долго ища каждую букву, выбивал заветные слова: „Форхрюсты Воландеморта“. Печально вздохнув, Гарри, как обычно, выключил компьютер большой красной кнопкой.

Понуро он спустился в гостиную. Ему хотелось успеть посмотреть последний выпуск новостей, пока Друслеи не соберутся у телевизора. Первые пять минут Гарри сидел как на иголках, сжимая в руках пульт, то и дело оглядываясь на дверь. Он очень внимательно посмотрел анонс выпуска. На первый взгляд, за последний день ничего страшного не произошло, и под монотонную речь диктора мысли Гарри вернулись к утренним письмам друзей. Он думал о Роне и Гермионе, вдруг вспомнил, как всего несколько недель назад, за завтраком, они сидели все вместе и смеялись. Джинни грызла поджаренный тост, летнее солнце заглянуло в Большой зал. И яркие блики, отражаясь в бокале с тыквенным соком, танцевали на ее щеках и подбородке, высвечиваю каждую веснушку. Джинни улыбалась и хитро щурилась, глядя Гари в глаза. Тост раскрошился, оставив среди веснушек на правой щеке две новые маленькие точечки. И Гари не удержался, прикоснулся пальцем к ее щеке и забрал себе две поджаристые веснушки.

Поняв, что слушает уже третий вариант прогноза погоды на завтра, Гарри забеспокоился. Голоса Друслеев доносились из кухни. „Странно, — подумал Гарри: — Почему они не идут смотреть телевизор?“ Еще раз воровато оглянувшись, он переключился на шестой канал, где в это время обычно шел веселый сериал про компанию шестерых молодых людей, живущих в Нью-Йорке и все время попадавших в забавные ситуации. „Как только они придут, — сказал себе Гарри, — Я выключу телевизор и уйду“. Но прошли серии, а никто из Друслеев его не побеспокоил.

Когда замелькали титры, Гарри стало грустно. Он выключил телевизор, посидел в пустой темной гостиной, медленно встал и пошел в свой чулан.

Плотно прикрыв за собой дверцу и сев на старый деревянный ящик, Гарри подумал, что вот уже прошло семь лет, а он сидит все в том же чулане под лестницей. В мире произошло столько важных и страшных событий. А он здесь, и все так же, и он опять ничего не может поделать. Все как раньше: за пределами Бирючной аллеи кипит настоящая большая жизнь.

„А я сижу здесь, — продолжал он сам с собой: — Боксирую старую разрисованную грушу. Падаю на пол каждый раз, когда у какой-нибудь миссис Нимнул крадут сумочку. Я жалкий неудачник. Я абсолютно бесполезный комок меха“. Гарри тяжело вздохнул:

— Так, надо собраться, — прервал он сам себя: — Завтра я обязательно возьму себя в руки! Я узнаю про форхрюсты Воландеморта. Как следует позанимаюсь с грушей. А сегодня нужно сделать хоть что-нибудь полезное. Пойду я напишу письмо Джинни».

Эта мысль сделала его счастливым. Он поднялся в спальню, не включая света, сел на кровать, и последней мыслью его было: «До возвращения в Хогвардс осталось…».