Ваша корзина пуста

Сцена тринадцатая.

Письма невесть от кого или
снова совиная почта

Следующие три недели Гарри провел в лазарете в полной изоляции от всего мира. Друзья все еще сердились или просто махнули на него рукой — в любом случае, никто так не разу и не навестил его. Никто не пришел к нему, не принес ни шоколадных лягушек, ни сливочного пива, ни даже домашних заданий. Ремус, Рон и Гермиона словно забыли про него.

Единственным человеком, которого видел Гарри все это время, была мадам Помфри. Три раза в день она приносила поднос с больничной едой, ставила ему градусник, спрашивала, не ощущает ли он покалывание, и уходила.

Как на зло, это пресловутое легкое покалывание пропало вместе со всеми остальными симптомами похмелья. Остались только зеленый цвет кожи и перепонки между пальцами рук и ног.

Гарри в полной тишине и одиночестве, медленно, без всякого аппетита, поглощал все, что находил на подносе, затем вынимал из-под мышки градусник и клал его на поднос рядом с грязной посудой.

Как только он это делал, поднос медленно растворялся в воздухе, а упрямый градусник оставался лежать на прикроватной тумбочке до следующего прихода мадам Помфри.

Когда от тоскливых мыслей становилась совсем невыносимо, он тяжело поднимался и, босой, подходил к окну, долго смотрел на низкие серые тучи сквозь стекающие по стеклу капли дождя и думал о Джинни.

Иногда Гарри начинал бояться, что он сходит с ума. А как иначе объяснить тот бред, который снился ему каждый раз, когда за окном в ночи бушевала гроза, и вспышки молний озаряли тыквы у избушки Хагрида.

В этих кошмарах его все время преследовал Драко Малфой. Выглядел он совсем не привычно. Почему-то он был лысым и загорелым, на нем теперь всегда была одна и та же одежда — тельняшка с закатанными рукавами, кирзовые сапоги и бескозырка.

Чаще всего Драко был занят довольно бесполезным с точки зрения Гарри делом — из ведра он выплескивал воду на палубу, а затем брал странную швабру с пучком канатов на конце и с видимыми усилиями размазывал все это вокруг себя. Или сидел у иллюминатора над большой алюминиевой кастрюлей, на боку которой красной краской было написано «Буян 1-03» и чистил картошку. Получалось у него еще хуже, чем у Гермионы.

Иногда Гарри видел Драко, сидящим на корме. Он выводил на маленькой губной гармошке всегда одну и ту же мелодию. Не с первого раза Гарри узнал в этих тоскливых протяжный звуках песню группы Биттлз «Love, love me do», которую Нюшель по утрам исполняла совсем иначе. Драко часто прерывался, предательски шмыгал носом, вытирал кулаком глаза и смотрел на заходящее солнце.

А однажды, в самом конце ноября, ему приснилось, как Драко пишет письмо. Гарри как будто заглядывал ему через плечо и читал появляющиеся на бумаге строчки. «Дорогой профессор Снейп.

У меня все нормально. Кормят — нормально. Погода — нормальная.

Ваш  Д. P.S (В этом месте Гарри показалось, что подчерк стал неровным)

Заберите меня, пожалуйста, отсюда. Я больше не могу. Я больше никогда не буду убивать Дамблдора. Честно-честно. Только заберите…»

Потом, озираясь, Драко достал из-под узкой койки картонную коробку с проделанными в ней неровными дырками. Он открыл и вынул оттуда очень недовольную, маленькую сову с большими кисточками на ушах. Сначала Гарри решил, что это совенок, но, вспомнив, как обычно ведет себя Свинрестель, понял, что это взрослая птица — столько в ней было спокойствия, солидности и чувства собственного достоинства.

Привязывая к совиной лапке письмо, Драко все время повторял:

— Пожалуйста, обязательно донеси его. Это очень важно. В этом послании вся моя жизнь. Это далеко, но ты должна долететь.

Затем он поднимался по лесенке, ведущей из трюма, приоткрывал люк и выпустил сову.

Проснувшись, Гарри понял, что надо что-то делать, и поэтому за завтраком признался мадам Помфри, что ощущает легкое покалывание.

— Хорошо, — сказала она: — И перепонки у тебя уже почти пропали. После обеда можешь идти. Но учти, будешь еще месяц приходить ко мне на осмотр. С этим шутить нельзя.

И, сунув ему градусник под мышку, удалилась.

Через несколько часов, не помня себя от счастья, Гарри выбрался из больничного крыла. Он медленно шел по школьным коридорам и беспричинно улыбался.

И даже обрадовался Перси, который неожиданно появился из боковой галереи и чуть не налетел на него.

— Здравствуй, Гарри, я рад, что тебе уже лучше.

— Привет, Перси, как у тебя дела, — и, оглядев кислое лицо Перси, добавил: — Как твои уроки?

— Спасибо, — отозвался Перси и поправил очки — неплохо, кажется, я нашел общий язык с учениками. Кстати, хотел поговорить с тобой о пропущенных уроках. Ты сейчас не занят?

— Да нет, не занят, — радостно откликнулся Гарри: — Как же я рад тебя видеть! Вы проходили что-нибудь интересное?

— Да, конечно, — ответил Перси и повел его к кабинету ЗОТС, который теперь занимал.

Тут Перси ударился в перечисление тем, которые, по всей видимости, изучали семикурсники за последний месяц. Но делал он это так похоже на профессора Бинса, что Гарри сразу перестал его слушать и, шагая рядом, принялся глазеть по сторонам. Вокруг кипела обычная шумная школьная жизнь, по которой он уже успел соскучиться.

Гарри был так окрылен, что не заметил, как оказался в кабинете Перси.

Он помнил этот кабинет при каждом из четверых его прежних владельцев. Когда его занимал Златопуст Локонс, стены были оклеены его портретами, придя к Люпину, почти наверняка можно было увидеть какое-нибудь диковинное темное существо в клетке, аквариуме или за письменным столом, а при самозванце, выдававшим себя за Хмури, кабинет был набит разнообразными инструментами и приспособлениями для раскрытия тайных козней. При Долорес Амбридж кабинет был заставлен вазами с засохшими цветами, и повсюду висели тарелки с котятами.

И Гарри решил, что сейчас кабинет выглядит более достойно, чем два года назад. По крайней мере, от котят не осталось и следа.

Но кабинет как будто сжался. Теперь стены были абсолютно голыми и выкрашены в серый цвет. Почти все пространство занимал огромный черный стол с высоким креслом, напоминавшим директорский трон в Большом зале. На столе в два ряда стояли книги. А в белом гипсовом бюсте Гарри узнал министра магии Руфуса Скримджера.

«Какая же Перси задница», — беззлобно подумал Гарри, плюхаясь на черный табурет, предназначенный для посетителей.

— Гарри-Гарри-Гарри, — протянул Перси, доставая откуда-то из-под стола две бутылки сливочного пива и протягивая одну из них Гарри: — Признаться, меня очень удивила твоя попытка аппарировать на территорию Хогвардтса!

Гарри пожал плечами.

— Уж кто-кто, а ты должен был всегда помнить об ответственности. Кстати, Гарри, — Перси наклонился к нему, перегибаясь через стол: — Между нами, ты не хочешь мне сказать, где ты был в ту ночь?

— Нет, — ответил Гарри и сделал большой глоток.

— Понимаю, — кивнул Перси: — Ну да, прежде всего неусыпная бдительность. Дамблдор научил тебя не доверять не только врагам, но и друзьям.

Гарри поперхнулся и обрызгал штаны пивом.

— Мудрая тактика! — Перси, сделав неопределенный жест рукой, открыл свою бутылку пива: — Ну, твое здоровье!

— И все-таки, Гарри, мне просто интересно, что же в тебе было такого, что остановило самого величайшего волшебника на свете?

Гарри показалось, что Перси как-то странно смотрит на него, но обдумать это он не успел. «Когда же это закончится?! — с возмущением подумал он. — Туалет Плаксы Миртл далеко, надо поторопиться!

— Ну, бывай, Перси, — Гарри вскочил и, опрокинув табурет, вылетел из кабинета.

Он бежал знакомой дорогой, сметая на пути первокурсников. „Нет, все-таки пора заняться своим желудком. А если меня во время схватки с Воландемортом скрутит?“.

Вот, наконец, показалась спасительная дверь. Гарри залетел в любимую кабинку. Но сегодня был не его день, потому что не прошло и минуты, как над его головой заверещала Плакса Миртл, о существовании которой он уже совсем забыл.

— Смотрите, он здесь!

Гарри вжался в унитаз и, не вставая, попытался прикрыться брюками.

— Сюда! Сюда! — не унималась Плакса Миртл, крича где-то над его головой: — Он опять делает это!

Гарри услышал звук распахнувшейся двери и топот. Он в панике схватился за ручку кабинки, ожидая, что дверца сейчас распахнется.

— Гарри, ты здесь?!

— Боже, это Гермиона! — ужаснулся он.

— Гарри, мы знаем, что ты здесь, — в кабинку с силой постучались.

— Рон!» — Гарри крепче ухватился за ручку.

— Гарри, — голос профессора Ремуса Люпина был тверд и решителен как никогда: — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Нет, — взвизгнул Гарри.

— Тебе помочь? — продолжил Ремус.

– Нет!

— В ту ночь ты был у Воландеморта?! — казалось, Рон сейчас разнесет кабинку, как когда-то тролль.

— Да!

— Ты ходил за форхрюстом?!

— Да! — выдавил Гарри и только тут понял, что прокололся.

— Ты его добыл?

— Да!

— Ты его уничтожил?!

— Не знаю, — Гарри почти заплакал от стыда и бессилия.

— Тебе не стыдно?! — голос Гермионы был страшен.

— Да, — Гарри запнулся: — То есть, нет, то есть, я не знаю! Оставьте меня!

— Хорошо, — сказал Рон.

А Люпин добавил:

— Когда в следующий раз ты пойдешь на форхрюсты…

— Хорошо-хорошо, я все расскажу…

И когда Гарри подумал, что этот кошмар никогда не закончиться, Гермиона вздохнула и совсем другим голосом спросила:

— Гарри, тебе что-нибудь нужно?

— Да, — выдавил Гарри. — Мне нужна туалетная бумага.

Он чувствовал, как его лоб, щеки и уши пылают.