В предыдущей сцене:
— И все-таки интересно, где же сейчас профессор Снейп? — спросила Гермиона
Рон открыл дверь, пропуская ее вперед:
— Да прячеться в какой-нибудь из этих кабинок.
Где в глубине туалета послышался приглушенный стук.
— По-моему, что-то упало, — сказал Гарри, закрывая за собой дверь.
Сцена шестнадцатая.
Месть Снейпа или Гриффиндор против Когтеврана
Эта сцена посвящяется всем стойким,
кто все еще с нами,
сейчас мы это испpавим… ;-)
Друзья спешили к гостиной факультета Равенкло, надеясь отыскать там свою подругу Луну Лавгуд. Рон уверенно шагал впереди, указывая дорогу.
Минув бесконечное количество поворотов, они остановились около небольшой ниши с журчащим фонтанчиком, который венчала статуя прекрасной девушки с кувшином в руках.
Рон посмотрел на эту скульптуру и озадаченно произнес:
— А пароль-то я и не знаю…
Друзья растерянно посмотрели друг на друга, но тут скульпура девушки подняла кувшин над головой, повернулась вокруг своей оси и перемистилась вместе с фонтаном вверх. Перед изумленными гриффиндорцами предстали люк с уходящими вниз ступенями и мокрый Невилл Долгопупс.
— А ты что тут делаешь? — хором спросили они.
— Я искал Луну, — ответил он.
— А-а, а мы — тоже, — протянула Гермиона.
— Ее там нет, — сообщил им Невилл, стряхивая с волос капельки воды.
Фонтан вместе с девушкой вернулись на место.
— Мне сказали, что она сейчас в теплицах у пруда. У нее практика по Гербологии.
— Мы — с тобой, — сообразил Гарри, и они вместе поспешили к теплицам.
Теплица, в которую привел их Невилл, была набита цветущими растениями. Со всех сторон свисали колючие ветки белого сопливистого шиповника. По всей видимости, занятия уже закончились, потому что, кроме Луны, возившейся с какой-то цветочной рассадой, в теплице никого не было.
Луна Лавгуд выглядела, как обычно, немного странно. Друзья не сразу ее заметили, потому что ее белые волосы, украшенные венком из одуванчиков, сливались с общей цветочной массой.
— Привет, ребята. Здравствуй, Невилл. А я вот тут завозилась с побегами красноперых львиных зевов. Смотри, Рон, это твои родственники!
Луна подсунула Рону под нос склизкий синий отросток.
— Очень мило, — выдавил Рон.
Гермиона прокашлилась.
— Луна, — начал Гарри: — У нас к тебе важное дело.
— Да, Гарри, до ужина у нас с Невиллом еще полно времени.
— Луна, ты слышала о таком, — Гермиона достала пергамент, найденный в туалете, и зачитала с него: — Про «песню о прекрасной Равенне Равенкло».
— Конечно! — удивлась Луна: — Кто ее не слышал?!
— Мы не слышали, — признался Гарри.
— Вам что, спеть?! Ой, я так люблю эту песню! Невилл, достань гитару, пожалуйста.
Невилл, не сводя с нее восхищенных глаз, взмахнул волшебной палочкой:
— Ассио, гитара Луны!
Через секунду крышу теплицы пробила упавшая с верху семиструнная гитара с голубым бантом на гриффе. Невилл поймал ее, робко отряхнул осколки и смущенно протянул Луне.
— Спасибо, Невилл.
Луна села на перевернутый ящик рассады, закинула ногу на ногу, перебрала пальцами струны.
— Садитесь, это очень печальная история.
Луна посмотрела на Невилла глазами, полными таинственного тумана и произнесла:
— Песня о прекрасной Равенне Равенкло.
Она взяла пару аккордов и затянула:
Я сдую пыль седых веков,
Со страсти нежной и измены.
Я расскажу вам про любовь,
О Салазаре и Равенне
За темным лесом черный пруд,
Вокруг него цветут аллеи.
А на скамейки у воды
Сидит прекрасная Равенна.
И к зазеркалью у воды
Струятся локоны златые,
В глазах — созвездия весны.
И складки кружев голубые.
Как жизни нежная заря,
Ее глаза во тьме мерцают,
На шее — нитка серебра,
А на груди блестят опалы.
Я сдую пыль седых веков,
Про честь и доблесть — моя песня.
Из чужедальних к нам краев
Уж скачет принц к своей невесте.
Сын ратных подвигов и битв
Бесстрашный Годрик поспешает.
Он знает — ждет его судьба,
Но той судьбы лишь имя знает.
Он видел много на веку.
И смерть и страсть — хмельную радость,
Не видел только красоту,
Не знал лишь света жизни радость.
«Я знаю, милая моя», -
Склоняясь, Годрик произносит:
«Ты мне за доблести дана».
И в замок деву он уносит.
За темным лесом черный пруд,
Вокруг него цветут аллеи.
А из высокого окна
Глядит печальная Равенна.
Я сдую пыль седых веков,
О тайне мира неподвластной.
Я расскажу вам про Любовь,
Неповторимой и прекрасной.
Он шел дорогою небес.
Печальный одинокий странник.
Брат Годерика — Салазар,
Отвергнутый отцом изгнанник.
Великих тайн приемный сын,
И ветхих книг он раб послушный.
И душу вечным опалив,
К земному стал он равнодушным.
Идет он к дому своему,
Чужой отшельника тропою.
Но чей-то образ неземной
Его пленил своей красою.
За темным лесом черный пруд,
Вокруг него цветут аллеи.
Там юный нежный Салазар
Впервые повстречал Равенну.
Я сдую пыль седых веков.
Пусть песень в сердце отзовется.
Кого любовь к себе зовет,
Тот к преждней жизни не вернется.
Равенны строгая краса
Его навеки ослепила.
Ее же юная душа
И вовсе прежде не любила.
Они идут к руке рука
По кромке черной водной глади.
Увы, посмевшие желать
Любви всего лишь, не награды.
Но Годрик, яростный душой,
Выходит, преградив дорогу:
«Ты обещала быть моей,
И я отдам тебя лишь Богу».
За темным лесом черный пруд,
Вокруг него цветут аллеи.
И брат на брата поднял меч,
Кому достанется Равенна?
Я сдую пыль седых веков,
Пусть не забудется утрата.
Я вижу, словно наяву,
Как старший в сердце ранит брата.
Его тускнее светлый взор,
И кровь струится по песку.
«Прощай, любовь», — вздыхает он:
«Мне жизнь не жалко за мечту».
И под тяжелою плитой
Лежит, недвижим Салазар.
И льет красавица его
На камень слез обильный дар.
И в темной башне у окна
Равенна не смыкает глаз:
«Ах, мой любимый Салазар,
Пусть смерть же обвенчает нас».
За темным лесом черный пруд,
Вокруг него цветут аллеи.
А под студеною водой
Свой вечный сон нашла Равенна.
Я сдую пыль седых веков
Со страсти нежной и измены.
Я рассказала про любовь,
О Салазаре и Равенне.
Печальный Годерик один
Тоскует у могилы брата:
«Ты отнял солнце у меня,
Грудь рвет безмерная утрата».
И на холодную плиту
Кладет опалы в серебре:
«Я заберу себе печаль,
А камни я отдам тебе».
Но тут огромная змея
За ногу Годрика кусает.
Воде он шлет прощальный взор
И смерть от брата принимает.
За темным лесом черный пруд,
Вокруг него цветут аллеи.
Печальней песни нет моей
О Салазаре и Равенне.
Гарри никогда не слышал ничего подобного и не знал, что и думать. Он повернул голову и увидел, что волосы на голове у Гермионы буквально стали дыбом. Потом он посмотрел на Невилла, тот был бледен, но взгляд его был ясен, глаза горели, как никогда прежде, а по щеке стекала скупая мужская слеза.
Он подлетел к Луне, опустился на одно колено и из кармана достал маленькую бархатную коробочку.
Первым пришел в себя Рон. Он подхватил Гарри и Гермиону под руки и потащил их к выходу:
— Ребята, по-моему, мы здесь лишние. Пойдем-пойдем.
Не помня себя, они оказались у Большого пруда. Друзья одновременно упали на белую скамейку у самой воды и какое-то время смотрели на заходящее солнце.
Гермиону била легкая дрожь. Рон согнулся пополам и тер виски руками. Гарри ощущал внутри себя полную пустоту.
— Вот теперь мне точно нужно выпить, — прервал долгое молчание Рон.
— Ты думаешь, это та скамейка? — сказал Гарри, ощупывая край сиденья. — А может, того ее? На всякий случай…
— Не надо портить школьное имущество, — Гермиона достала платок: — Пойдемте лучше на ужин.
